Главная / Куры / «Евросоюз себя изжил и обязан погибнуть

«Евросоюз себя изжил и обязан погибнуть

В реальности сейчас ЕС сталкивается с целым рядом взаимосвязанных кризисов. Некоторые из них являются институциональными, другие вызваны объективными факторами и показывают неготовность Брюсселя справляться с новыми угрозами, а третьи являются управляемыми, где немаловажную роль играют США как основной партнер ЕС в военном, политическом и экономическом сотрудничестве, который пытается извлечь свои интересы.

Кризис общей политики европейской интеграции

Энтузиазм и пафос от создания единого пространства заметно иссяк, особенно после того, как стали очевидны основные бенефициары от проекта ЕС в лице Германии и Франции. Система принятия политических решений в ЕС (члены Европейской Комиссии не избираются прямым голосованием) противоречит демократическим нормам и ценностям, что подрывает основы национальных государств внутри сообщества и усиливает роль бюрократии. Это порождает недоверие к наднациональным институтам, даже не имеющим властных функций. Кроме того, ослабление суверенитета национальных государств значительно уменьшает роль стран в качестве игроков глобальной мировой политики. Если ранее Германия, Франция, Италия и др. страны претендовали на статус центров силы (даже при зависимости от США через посредничество НАТО), то сейчас их возможности заметно иссякли. Интересы и амбиции отдельных стран сталкиваются не только с естественной конкуренцией со стороны, но также с внутренним саботажем, выражающимся в блокаде различных инициатив (в свое время Германия не дала развиться проекту Средиземноморского союза, который активно поддерживала Франция). Подобная взаимно зависимая уязвимость привела к появлению концепции ЕС как small power. Если в эпоху модерна Европа могла гордиться концертом держав, задающих тон ходу мировой истории, то ныне даже объединенный блок стран в глобальной политике часто рассматривают как не совсем полноценную единицу.

Кризис экономики

Риск выхода Греции из еврозоны, а также текущие дебаты о возможных новых кандидатах на дефолт, показывает несостоятельность экономической политики ЕС. Хотя видные неолиберальные умы типа Джорджа Сороса постоянно забрасывают европейских политиков советами по оздоровлению экономики, ЕС воздерживается как от полной либерализации, так и от возврата к более рациональному и сбалансированному управлению банковским сектором.
Вместе с этим над ЕС возникла угроза втягивания в Трансатлантическое партнерство по торговле и инвестициям, которое усиленно лоббирует Вашингтон.

Европейская общественность критически настроена к данной инициативе США. Тем не менее, исследователи отмечают, что согласно международным нормам и законам чиновники ЕС имеют только мандат на проведение переговоров, но они проходят за закрытыми дверьми под давлением Вашингтона. Более того, со стороны США были неоднократные попытки подорвать европейские правила защиты данных. [http://www.statewatch.org/analyses/no-257-ttip-ralf-bendrath.pdf ] Об этом свидетельствуют отчеты как европейских, так и американских потребительских организаций и представителей гражданского общества. Подобные действия, как правило, ведутся через лоббистские компании, например, «Hogan Lovells», которая создала структуру «Coalition for Privacy and Free Trade». Очевидны прямые политические интересы США, так как в компании «Hogan Lovells» работают такие «тяжеловесы» как бывший посол США в ЕС Уго Пэмен, бывший представитель США по торговле Клэйтон Еуттер, бывший заместитель главы управления по политике Интернет в Белом доме Дэниел Вайтцнер.

Удастся ли европейским потребителям выстоять перед давлением транснациональных компаний? Очевидно, что это и вопрос политической воли руководства стран ЕС.

Анализируя макроэкономические показатели в ЕС, немецкий обозреватель Эрик Зюссе пришел к следующим выводам относительно последствия присоединения ЕС к трансатлантическому партнерству:

— Соглашение в течение первых 10 лет приведет к потерям европейского нетто-экспорта. Больше всего пострадает Северная Европа (2,07% ВВП), Франция (1,9%), Германия (1,14%), а также Великобритания (0,95%);

— Соглашение вызовет снижение роста ВВП. С учетом потерь европейского нетто-экспорта, Северная Европа столкнется с самым крупным сокращением ВВП (0,5%), Франция – (0,48%), Германия – (0,29%);

— Соглашение вызовет падение трудовых доходов. Сильнее всех пострадает Франция, которая потеряет в годовом исчислении 5 500 евро на одного трудоспособного, Северная Европа – 4 800 евро, Великобритания – 4 200 евро, Германия – 3 400 евро;

— Соглашение приведет к потере рабочих мест. ЕС ориентировочно лишится 600 тыс. рабочих мест. Наибольшие потери придутся на Северную Европу – 223 тыс., Германию – 134 тыс., Францию – 130 тыс., а также Южную Европу – 90 тыс.;

— Соглашение приведет к потерям государственных доходов. Маржа от доходов по косвенным налогам (акцизы, налог на добавленную стоимость) по отношению к государственным субсидиям будет сокращаться во всех европейских странах. Сильнее всего это коснется Франции, где суммарные потери составят 0,64% от ВВП. Дефицит госбюджетов всех европейских стран увеличится с возможным превышением показателей, зафиксированных Маастрихтскими соглашениями в 3%;

— Соглашение вызовет повышенную финансовую нестабильность и накапливание дисбалансов, повлечет за собой сокращение экспортной выручки, доли заработной платы в доходах населения, а также государственных доходов. В данной ситуации спрос должен будет поддерживаться доходами и инвестициями. Вместе с тем на фоне снижающихся темпов потребления рост продаж не сможет выступить движущей силой. Более реалистичным вариантом станет рост стоимости активов, который поддержит доходы и инвестиции (в основном в финансовый сектор). Потенциальная угроза макроэкономической нестабильности при такой модели экономического развития хорошо известна, что продемонстрировал последний финансовый кризис[ Эрик Зюссе. Трансатлантическое торговое партнерство Обамы станет катастрофой для Европы.

Кризис европейской культуры

Формирование общего пространства ЕС принудило к созданию специальных программ, призванных подчеркнуть единство стран, входящих в сообщество. Однако, вместо того, чтобы апеллировать к историческим фактам и европейским традициям (т.е. подчеркивание плюриверсальных ценностей), включая христианские корни, Брюссель спровоцировал создание постмодернистской модели, наиболее известной как мультикультурализм. О крахе этой модели было официально объявлено лидерами Германии и Франции несколько лет назад. Хотя критика мультикультурализма в основном связана с демографическим дисбалансом и процессом исламизации Европы, корни этой проблемы более глубоки, а возможные последствия могут быть гораздо серьезнее (но и лицемерные объятия под флагом толерантности вызывают порождение таких фигур как Андерс Брейвик). Речь идет не только о выхолащивании исторической памяти и подменой пошлой эрзац-культурой, но также системе образования, которая институционализирует интеллектуальную деградацию. В конечном итоге это может привести к дегуманизации и изменению антропологической картины Европы. Один из печальных фактов этого процесса – принятие закона об однополых браках, что демонстрирует очередной кризис, связанный с сексуальной ориентацией.

Кризис гендерной идентичности

Проект трансгуманизма, продвигаемый США, все чаще воспринимается в ЕС как механизм разрушения европейских народов с богатой культурой и историей. К сожалению, ряд законов, таких как легализация однополых браков и гендерное образование, уже были имплементированы в странах Европы, но они вызывают серьезное сопротивление у подавляющего большинства и могут быть пересмотрены в будущем.

Тем не менее, это серьезно ударяет по имиджу ЕС. Европа все чаще воспринимается как рассадник содомии и легализации извращений. Нарратив о Гейропе уже стал достоянием как обыденного дискурса, так и научных исследований.

Военно-политический кризис

Украинский конфликт и ложная цель в виде России оказали существенное влияние на переструктурирование вооруженных сил ЕС, если точнее, предопределили план манипулятивных действий, предпринятых США на европейской арене. Страны ЕС, входящие в НАТО стали заложником указаний из Вашингтона, развернув долгосрочную операцию «Атлантическая решимость».

Помимо дебатов о роли НАТО, необходимости соответствующих платежей на уровне 2% ВВП и создания Европейских сил реагирования, внутри ЕС обнаружилась проблема, связанная с разными мнениями в отношении самой стратегии действий.

Военно-политическая группа 11 февраля 2015 г. направила в Совет Европы рекомендательное письмо, где было указано, что все члены-государства ЕС политически поддерживают проведение операций или миссий, но только ограниченное количество желает и имеет возможность принимать военное участие.

Данная рекомендация военно-политической группы ЕС вынудила принять новое положение о механизме администрирования общих расходов по проведению военных операций Европейского Союза, известных под кодовым названием Athena. Основная идея заключалась в том, чтобы представить ЕС как источник безопасности.

Отметим, что различные гражданско-военные миссии ЕС сейчас проводятся в государствах, в большинстве своем находящихся далеко от границ Европейского Союза: Афганистан, Джибути, Сомали, Сейшельские острова, Танзания, Демократическая Республика Конго, Мали, Нигер, Центральноафриканская республика, Палестина, Косово, Босния, Грузия и Украина.

27 марта 2015 г. было принято решение 2015/528, которое утверждало 49 пунктов и два приложения по финансированию, компенсации и отчетности в ходе подготовки и проведения таких операций. Этот громоздкий бюрократический документ подвергся критике со стороны общественности за его несоответствие с действительностью. В целом дисбаланс между желаниями и возможностями, особенно финансовыми, были объявлены кризисом военно-политической системы ЕС.

Кризис добрососедских отношений

Политика соседства ЕС имеет длительную историю. Официально она направлена на создание дружественных буферных зон в Восточной Европе, Северной Африке, Ближнем Востоке и Южном Кавказе. В действительности часть проектов превратилось в инструмент политико-экономической экспансии (проекты «Восточного партнерства» и «Южного партнерства»), действующий в рамках «мягкой силы». С другой стороны, отсутствие глубокого понимания нужд и интересов стран-соседей привело к появлению и эскалации конфликтов в южном средиземноморье, что вызвало эффект домино и гуманитарную катастрофу в Северной Африке и на Ближнем Востоке.

Нужно отметить, что ЕС обычно заключает соглашения об ассоциации в обмен на обязательство проведения политических, экономических, торговых или судебных реформ. В обмен на это ассоциированное государство может получить беспошлинный доступ к некоторым или всем рынкам ЕС, рынку сельскохозяйственных продуктов и т. д., а также финансовую или техническую помощь.

Но официальные данные, предоставленные в отчете European Neighbourhood Policy Countries. Essential macro-economic indicators 2013, изданной Европейской Комиссией, убедительно свидетельствуют о том, что в выигрыше от таких соглашений всегда оказывался ЕС, но никак не страны Южного или Восточного партнерства.

Анализ действий ЕС в отношении государств, попадающих в рамки обеих «партнерств» привел к пониманию во многих этих странах, что на самом деле данные проекты являются завуалированной формой неоколониализма. В результате ряд стран вынужден был отказаться от ряда предложений ЕС. А в других странах (Молдова, Украина) европейские дотации по программам «Восточного партнерства» просто растаяли в коррупционных схемах.

И, конечно же, безответственное введение санкций против России по указанию Вашингтона, — еще один факт неадекватности европейской политики добрососедства.

Очередной кризис — проблема с мигрантами

Огромный наплыв беженцев и мигрантов в ЕС является лишь следствием предыдущих действий Евросоюза в странах Азии, Африки и Ближнего Востока. Кроме того, ассимилированные африканцы и азиаты (второе и третье поколение из бывших колоний) является неким опосредующим звеном между новыми мигрантами и коренными европейцами. А ранее принятые законы не позволяют оперативно решать вопросы гуманитарного характера, что приводит к абсурдным и трагикомическим ситуациям.

Брюссель недавно дошел до того, что рассматривались предложения топить суда, перевозящие нелегальных мигрантов. Выходит, что заявления о необходимости гуманитарных миссий и толерантности — это не более чем лицемерная политика двойных стандартов. Опросы общественного мнения в странах ЕС показывают, что местное население категорически против нового притока нелегалов из стран Африки, Азии и Ближнего Востока. Тем временем Еврокомиссия и Европарламент синхронно предлагают квотировать прибывающих мигрантов, что, в первую очередь ударит по странам Восточной Европы, где и так довольно плачевная ситуация с демографией.

Размещение мигрантов на территории бывшего концентрационного лагеря, где нацисты уничтожали людей, — еще одна попытка построить хорошую мину при плохой игре.

Кризис в энергетической стратегии

Санкции против России напрямую отразились на энергетической политике ЕС. Концепция Третьего энергопакета напрямую противоречит национальным интересам ряда государств, которые испытывают дефицит собственных энергоресурсов и рассчитывали на преференции со стороны России. Экономическая выгода могла быть получена как от транзита газа, так и от непосредственного потребления. Но ряд стран вынужден терпеть унизительные указания Еврокомиссии.

Хотя официально говорится о необходимости создать консолидированную позицию и работать во благо интересов всех членов ЕС, на деле происходит иначе. В докладе Германского института по международным делам и безопасности, посвященном энергетической политике, указано, что «дискурс об энергетическом союзе может быть проинтерпретирован в основном как симптом кризиса интеграции ЕС». Несмотря на все предложенные программы и стратегии, включая регулирование газовых поставок, зеленую энергию и изменения климата, авторы указывают, что только прагматический подход может принести результаты. Нужно учесть, что данный институт разрабатывает внешнюю политику для Германии и данные рекомендации означают превалирование воли Берлина над другими государствами. Учитывая организационный потенциал немцев можно предположить, что Германия планирует взять на себя теневое управление будущим энергетическим союзом с упором на возобновляемые источники энергии. Любая утечка немецких планов и ущемление интересов стран, которые пока еще имеют возможность выбора источников энергоресурсов, могут породить более глубокий кризис и раскол между членами ЕС.

Кризис собственных обещаний

Создается впечатление, что у европейских граждан очень короткая политическая память. Они быстро забывают не только не выполненные обещания собственных лидеров, но и Один пример. Тессалоникийская декларация от 2003 г. до сих пор не выполнена. Западные Балканы за более чем 10 лет не превратились в процветающий и безопасный регион, а наоборот – ситуация во многих странах региона ухудшилась. И виной тому – непосредственная недальновидная политика ЕС.

Кризис идей

Как ни странно, но многие из рассмотренных кризисов связаны с отсутствием идей у европейских политиков. Закоснелость мышления и навязчивая приверженность ограниченному блоку схем, связанных с неолиберальной идеологией в различных формах ее интерпретаций (от левого троцкизма до правого милитаризма) не дает адекватно и объективно взглянуть на происходящие процессы и оценить их во временно-исторической перспективы. Это, в свою очередь, блокирует возможность прогнозирования и построения реалистичных сценариев, так как большинство прогнозов оказывается ошибочными.

Возможно, лицам, принимающим решения в ЕС, стоит посмотреть вокруг себя и более здраво смотреть на ход вещей, не гнушаясь использовать иные модели хозяйствования и политического управления.

Существует три причины, которые сделали задачу Кэмерона невыполнимой.

Во-первых, глубокая реформа отношений между Евросоюзом и Великобританией, которую Кэмерон изначально обещал, всегда была невозможной, потому что она требовала изменения условий договора со всеми 28 членами Евросоюза, а это не могло произойти без одобрения, полученного либо от их парламентов, либо — и это особенно сложно — в результате национальных референдумов, которых так боится Брюссель. Европа попросту не захочет пойти на такие риски, чтобы удовлетворить желание Соединенного Королевства.

Во-вторых, Кэмерон был готов пойти на компромисс, однако он не смог получить большую часть из того, что он просил, потому что Брюссель боится, что другие члены Евросоюза захотят последовать примеру Великобритании и тоже потребуют определенных уступок. Это приведет к превращению Евросоюза в своеобразный "шведский стол", где каждая страна сможет выбирать то, что отвечает ее собственным интересам. Другими словами, интеграция в Европе превратится в фарс.

Поэтому Кэмерон пришлось довольствоваться тем, что консервативный член британского парламента Джейкоб Риз-Могг назвал не реформой, а "жидкой кашицей, которую еще больше разбавили".

Ситуация усугубляется еще и тем, что эта самая "жидкая кашица" Кэмерона потребует голосования Европарламента после того, как будут объявлены результаты референдума в Великобритании. Будучи суверенным органом, парламент Евросоюза сможет внести любые изменения в любой документ, одобренный британской общественностью — чрезвычайно неприятный и неизбежный факт, которым сторонники выхода Великобритании из Евросоюза, несомненно, воспользуются в ходе своей кампании по подготовке к референдуму.

В основе парадоксальной ситуации, в которой оказались представители Великобритании и Евросоюза, лежит борьба между национальной политической системой, опирающейся на идею верховенства парламента, и наднациональной технократией в Брюсселе, которая требует отказа от части национального суверенитета ради достижения европейского федеративного союза. Публичные дебаты вокруг референдума наглядно демонстрируют эту фундаментальную несовместимость. Выбор между первым и вторым больше нельзя откладывать.

Самый распространенный образ слабеющей Европы всегда подразумевает некий распад, расхождение, крошение или даже испарение. Такие образы вводят в заблуждение. После референдума в Великобритании — а, возможно, даже до него — Евросоюз, вероятнее всего, попросту рухнет.

Как только вероятность выхода Великобритании из Евросоюза вырастет с просто возможной до практически неизбежной, сразу же запустится процесс массового исхода. Сейчас трудно сказать, кто из членов Евросоюза возглавит этот процесс, однако шлюзовой затвор откроется. Проевропейские правительства, которые пока еще находятся у власти в своих странах, подвергаются нарастающему давлению почти во всех членах Евросоюза. Как и в случае Великобритании, правящим партиям придется убеждать и успокаивать свой все более недовольный электорат, пытаясь договориться с Брюсселем о "более выгодном соглашении". В противном случае им придется уйти из власти.

От протекционистского "Национального фронта" во Франции и левой испанской партии "Подемос" до "Шведских демократо", выступающих против иммигрантов, некогда маргинальные политические партии евроскептиков сейчас все ближе подбираются к рычагам власти.

Процесс переговоров по условиям членства, несомненно, будет несколько отличаться в случае с каждой конкретной страной. Те члены, которые получили финансовую помощь, будут настаивать на списании задолженности, тогда как в других странах на первый план выйдет вопрос внутренней безопасности. И все члены будут требовать передачи полномочий от Брюсселя национальным правительствам.

В результате Евросоюз утратит статус института глобального значения. Некоторые его институты продолжат свое существование, однако их роль и авторитет постепенно будут уменьшаться.

Парадоксально, но евро, ставший источником множества проблем Евросоюза, вероятнее всего, сохранится — в том или ином виде. Как минимум Франкфуртская бюрократия продолжит существовать в качестве расчетной палаты, перераспределяющей долгое бремя.

вро может остаться в обороте наряду с возвращенными национальными валютами в качестве параллельной валюты. Возможно, евро будут использовать только те государства, которые сохранят свою приверженность идее "тесного союза".

Что случится после распада Евросоюза, имеет большое значение. Пока никто не может предложить четкого сценария развития событий. Однако в процессе оценки возможных последствий необходимо помнить о нескольких факторах.

Во-первых, международные обязательства, взятые на себя Евросоюзом, могут быть переданы другим международным организациям, таким как Всемирная торговая организация. Это имеет особенно большое значение, если речь заходит о масштабных торговых соглашениях, которые сейчас находятся в процессе обсуждения.

Во-вторых, формирование порядка после распада Евросоюза может потребовать масштабных дипломатических инициатив, таких как инициативы, заложившие основы ООН и основы послевоенной международной финансовой системы. Такие судьбоносные собрания, если их правильно провести, могут коренным образом все изменить.

Повышение вероятности успешного перехода к новой системе после распада Евросоюза имеет огромное значение. Рост взаимозависимости, основывающейся на международной торговле, продолжится с или без Евросоюза. Все страны заинтересованы в благоприятном исходе.

Без сомнений, значительное влияние на структуру нового порядка будут иметь сверхдержавы. Однако формирование такого порядка потребует, чтобы роли лидеров на себя взяли Лондон, ставший центром европейской финансовой системы, и Берлин, экономическая столица Европы. Нет никаких веских причин полагать, что распад Евросоюза обернется упадком Европы. Вполне возможно, что произойдет как раз обратное.

Подписаться на новости журнала

Подпишитесь на наши новости и анонсы

Скопируйте код себе в блог. Запись будет выглядеть так:

На современном этапе можно выделить пять болевых точек ЕС: это кризисы внутриполитического лидерства и солидарности, стабильности единой валюты и экономического роста, нормативного лидерства, иммиграции и террористической угрозы и, наконец, легитимности.

Последовательность перечисления кризисов неслучайна. Первый провоцирует три последующих (в экономике, в идейном соперничестве и в иммиграции / угрозе терроризма), а они, в свою очередь, ставят под вопрос легитимность Евросоюза.

Разберемся в современном положении ЕС через призму этих пяти кризисов, обозначив их суть, причины и динамику развития, а также (при наличии) российский фактор в них. В заключение мы остановимся на значении этих кризисов для отношений России и Брюсселя.

Кризис лидерства и солидарности

В Евросоюзе исторически сложились две модели лидерства. Первая - руководство Европейской комиссии (ЕК). Наиболее влиятельным этот институт был в начале европейской интеграции (в 1950-е годы), а также в период председательства Жака Делора (в 1980-е), когда возник единый внутренний рынок и начался переход к единой валюте. Основной капитал этой модели составляют технократизм, а также репутация и харизма председателя ЕК.

Второй вариант лидерства дал франко-германский тандем, где Париж осуществлял политическое руководство, а Германия гарантировала устойчивое экономическое развитие. В этом альянсе гармонично сочетались федерализация ЕС и сохранение специфики стран-членов, свободы рынка и дирижизма. Достижение согласия между Парижем и Берлином в таком контексте удовлетворяло запросы всех других участников ЕС. Способность учитывать разнообразные интересы в сочетании с опытом преодоления конфликтов - основной капитал данной модели.

Ни одна из этих моделей сегодня не действует. Ныне в ЕС доминирует одно государство - Германия. Основываясь на экономических достижениях, Берлин претендует и на политическое лидерство. Этому способствуют вакуум лидерского потенциала в институтах Союза и слабость национальных лидеров Старого Света. ЕК, несмотря на амбиции ее нынешнего председателя Жан-Клода Юнкера, выполняет, скорее, функции секретаря Берлина, а Франция - его верного оруженосца (в «нормандском формате» Франсуа Олланд создает иллюзию, что у руля по-прежнему стоит франко-германский тандем). Германизация Евросоюза, которая из валютного и экономического союза перекинулась на другие сферы интеграции, не может не вызывать раздражение участников ЕС. Обещание Ангелы Меркель принять всех нуждающихся в убежище, тысячами приплывающих в Старый Свет, вызвало открытую оппозицию большинства стран ЕС, в особенности тех, кто стал полноправным членом блока в нынешнем тысячелетии в надежде на сытую и беззаботную жизнь и не рассчитывал на то, что им придется решать проблемы третьих стран.

Германизация лидерства не означает, что все принимаемые решения односторонне выгодны Берлину. Солидарность внутри ЕС существует, несмотря на ее регулярные риторические принижения внешними игроками как наименьшего общего знаменателя или как церемониальной (а не субстантивной) самоцели. В частности, солидарность со странами Центральной Европы стала одним из факторов ужесточения линии Германии в отношении России. Это стало и платой Берлина за признание новыми членами (особенно Польшей и странами Балтии) ее лидерства в Союзе.

Консолидация позиции по России также в очередной раз показала, что солидарность ЕС легче формируется и демонстрируется в условиях внешней угрозы, экзистенциальной или воспринимаемой таковой. Риторика о возможности использования русскоязычного населения в ЕС или российские военные маневры вблизи границ ЕС, безусловно, были стимулирующими факторами.

Солидарность не означает готовность стран-членов отказаться от защиты своих интересов, например, в регулировании финансового сектора или интеллектуальной собственности, в вопросах семейного законодательства или иммиграции и предоставления убежища. Поэтому очевидно, что в ЕС будет развиваться и гибкое сотрудничество, т.е. сотрудничество, при котором не все страны берут на себя одинаковые обязательства по интеграции (кто-то углубляет сотрудничество быстрее, а другие страны отстают). Эта стратегия, однако, не касается ядра интеграции (внутреннего рынка, т.е. свободного передвижения товаров, услуг, капитала и людей), что делает взаимодействие стран-членов устойчивым. По сути, лидерство и солидарность в ЕС достаточны для того, чтобы консолидировать уже принятые решения, но не для того, чтобы предпринять радикальные шаги по углублению интеграции.

Наиболее яркий пример - Великобритания. Она не только не участвует в валютной интеграции, шенгенских соглашениях или полномасштабном сотрудничестве органов полиции, но и планирует ослабить условия своего сотрудничества по результатам референдума, в котором граждане в июне 2016 года поддержали выход Соединенного Королевства из Союза (Brexit ). Скорее всего, процесс переговоров о конкретных условиях выхода затянется на неопределенное время - об этом свидетельствуют и заявления британской политической элиты. Официальный запуск этой процедуры (ст. 50 Договора о Евросоюзе дает два года на решение всех формальностей) остается за Лондоном, а он не торопится. Не исключено, что потребуется и дополнительное согласие британского парламента, где большинство против выхода из ЕС.

Если же переговоры о выходе начнутся, их результаты уже наверняка потребуют одобрения британского парламента (который может и не согласиться с решениями), а возможно понадобится и повторный референдум. Наконец, нет ясности относительно того, что конкретно Великобритания хочет получить в результате. Новые договоренности с ЕС, скорее всего, будут мало отличаться от нынешнего режима участия Лондона в ЕС. Даже ярые сторонники Brexit уже заявили о намерении «остаться в Европе» и сохранить максимально тесные торговые и инвестиционные связи, а также свободу передвижение граждан ЕС и Великобритании для целей трудоустройства. Кроме того, перед Королевством стоит сложная задача сохранения национального единства: Шотландия, Северная Ирландия и Гибралтар проголосовали за то, чтобы остаться, а Сити - все также мощный экономический лоббист сохранения членства в ЕС. В этих условиях конкретные параметры сотрудничества Лондона и Брюсселя, скорее всего, претерпят минимум изменений по сравнению с нынешней ситуацией.

Ориентиром может служить пример Дании. Во-первых, она не признает нормы шенгенского законодательства в качестве права ЕС и считает их международными (такой же режим может в отношении всего права ЕС принять и Лондон). Во-вторых, Гренландия - часть Дании, но не часть ЕС, и такое же решение можно было бы распространить на Англию и Уэльс, тогда как Шотландия, Северная Ирландия и Гибралтар останутся в Евросоюзе, что позволит сохранить целостность Великобритании. Эти модели кажутся более реалистичными, нежели примеры взаимоотношений ЕС с Норвегией, Швейцарией, Канадой, Турцией или применение условий трансатлантического соглашения по торговле и инвестициям, которые сейчас предлагают эксперты.

Наибольшую опасность для Евросоюза и сохранения европейской солидарности представляет не Brexit, а возникшая неопределенность, которая может затянуться на годы. Более того, если бы Туманный Альбион покинул ЕС, внутреннее единство последнего могло бы усилиться. Сомневающиеся страны Центральной Европы утратили бы верного сторонника по евроскептицизму, а ядро интеграции - старые страны-члены ЕС, постарались бы сделать выход Лондона максимально неприятной опцией, которая невозможна для государств, не обладающих весом Великобритании в мировой экономике и политике. Однако быстрый и полный выход Королевства из ЕС сегодня маловероятен.

Трактовки солидарности в ЕС также серьезно отличаются. Например, Германии сложно принять то, что ее содействие развитию стран Центральной Европы, а также поддержка их позиции по России ныне не были сбалансированы согласием новых членов принять беженцев, т.е. ответной солидарностью. Страны Центральной Европы, однако, задаются вопросом: где была эта солидарность, когда Ангела Меркель заявила об открытости ЕС для беженцев, не проконсультировавшись с другими? У Италии вызывает недоумение, почему отказ от проекта «Южный поток» повлек продвижение второй нитки «Северного потока», т.е. консолидацию поставок российского газа в ЕС через Германию, превращающую последнюю в удобный газовый хаб. Претензии имеются и у Греции, к которой были применены драконовские меры ради стабилизации зоны евро (а, например, немецкий автопром годами развивался, в т.ч. за счет рынка Эллады). Кроме того, помощь Афинам и ныне Риму в управлении потоком беженцев также ограничена, хотя их единственной проблемой является географическое положение, а большинство старых стран ЕС извлекают выгоду из шенгенских соглашений (в т.ч. отсутствия необходимости охранять национальные границы). Разногласия в трактовке солидарности - оборотная сторона недовольства моделью лидерства в ЕС, ее неспособностью принять во внимание весь спектр интересов и проблем.

Для укрепления солидарности в качестве пугала последнее время довольно активно используется Россия и ее политика, т.е. фактор внешней угрозы. Это создает дополнительный мобилизационный потенциал в Евросоюзе, необходимый для принятия тех или иных решений. В частности, это было использовано в продавливании решений по соглашению об ассоциации с Украиной в ходе референдума в Голландии, в кампании против Brexit. Такой ход отвлекает от проблем лидерства и солидарности в пользу фактора внешней угрозы, позволяет консолидироваться в краткосрочной перспективе, но не решать долгосрочные проблемы. Контакты с Москвой используются странами ЕС, скорее, в тактических целях, для того, чтобы выторговать для себя лучшие условия в обмен на проявление европейской солидарности, но никак не для отказа от этой солидарности в принципе. Не стоит также ждать и скорого изменения позиции ЕС по антироссийским санкциям под влиянием референдума в Великобритании.

Экономический кризис

Экономический кризис в Евросоюзе имеет комплексную природу.

В 2008 году в Старом Свете начался банковский кризис, потребовавший рекапитализации финансовых учреждений (де-факто - вливания государственных средств). Замедление кредитования и негативные ожидания бизнеса и потребителей повлекли спад ВВП в 2009 году. Госрасходы по рекапитализации банков и снижение темпов роста привели к кризису суверенного долга стран зоны евро. В особо тяжелом положении оказалась Греция (ее спасали от дефолта в 2010, 2011-2012 и 2015 годах), пострадали также Ирландия и Кипр, Испания и Португалия. На грани балансировали Франция и Италия. 2013 год ознаменовался новым экономическим кризисом из-за спада производства и роста безработицы. А в 2015-м очередное спасение Греции напомнило, что период потрясений единой валюты еще не позади.

Существуют несколько причин кризиса зоны евро. Первая - отказ стран-членов зоны единой валюты от монетарного инструмента воздействия на рынок, но сохранение свободы действий в определении фискальной политики, в стоимости рабочей силы и в социальной политике. Свобода эта ограничивалась лишь беззубым Пактом стабильности и роста (Stability and Growth Pact, подписан в 1997 году), который не имел эффективных мер воздействия на участников зоны евро. Ситуацию усугубляла несовершенная система контроля национальных финансов, создававшая возможности для фальсификаций. В более общем виде причину эту можно представить как стремление обеспечить учет специфики стран-членов за счет максимальной гибкости в макроэкономической сфере и недальновидность этого подхода в условиях разнообразия экономик государств ЕС.

Вторая проблема - отсутствие сближения стран-участниц зоны евро в сфере конкурентоспособности, производительности и стоимости труда, недостаточная синхронизация их экономических циклов. Частное проявление этой проблемы - прием Греции в еврозону. В результате перехода с драхмы на евро в Элладе повысилась стоимость рабочей силы, но не ее производительность, что сделало нерентабельным производство, заставило страну ориентироваться на импорт и рост государственных расходов (с последующим заимствованием извне). Другой актуальный в этом контексте вопрос - промышленное развитие Италии, Испании или Португалии, мотором для которого долго была низкая стоимость рабочей силы: евро это преимущество искоренило.

К проблемам единой валюты также надо прибавить высокую систему социальной защиты, консерватизм Старого Света, недостаточное сотрудничество научно-исследовательских институтов и бизнеса. В результате ЕС проигрывает конкуренцию с США в постиндустриальной экономике и компенсирует это мелкими уколами, например, исками против компаний - таких, как Microsoft или Google.

Нежелание стран даже в спорной ситуации передавать дополнительные полномочия на наднациональный уровень, безусловно, осложняет преодоление кризиса. Не благоприятствует этому и тяжелая бюрократическая машина ЕС; она тратит огромное время на то, чтобы упорядочить регулирование а также проследить за поведением стран-членов в уже согласованных сферах. Времени инициировать нечто новое де-факто не остается.

С 2008 года Евросоюз прошел огромный путь по стабилизации экономики. Были приняты два пакета законодательных актов и Договор о стабильности, координации и управлении в экономическом и валютном союзе, которые ужесточили бюджетную дисциплину и макро-экономическое сближение. Возник банковский союз, разбивший порочный круг между поддержанием стабильности в финансовом секторе с использованием государственных средств и бюджетной дисциплиной. В последние годы в среднем по ЕС удалось выйти на экономический рост около 1,5%. Существенно сокращены дефициты госбюджета стран зоны евро.

Тем не менее, рост ВВП неравномерен. Ирландия после длительного спада показала рекорды (6,9%, 4,5% и 3,5%, соответственно, в 2015-2017 годах, с учетом прогноза). Экономика Греции сохраняет спад ВВП, но от Афин ожидают рост в 2,7% к 2017 году. Германия же удерживает стабильный рост на уровне 1,8%.

Остается высоким уровень безработицы, до 2017 года он будет превышать 10% в зоне евро и колебаться около 9% в остальном ЕС. По отдельным странам показатели существенно менее оптимистичные. На Кипре безработица упадет к 2017 году только до 13,2%, в Италии - до 11,3%, в Испании - до 18,9%, а в Греции - до 22,8%. Наконец, уровень госдолга к ВВП в зоне евро составит к 2017 году лишь 91,3% (т.е. выше установленного индикатора в 60% и незначительно ниже сегодняшних 92,1%). Причем в Греции он к 2017 году останется на угрожающей отметке - 181% ВВП, в Италии - 131%, в Португалии - 127%, в Испании - 100% ВВП. Таким образом, у стран Южной Европы сохранятся серьезные проблемы с госфинансами.

Экономический кризис ЕС и сложности его преодоления важны не только сами по себе. С постоянным ростом ВВП, повышением благосостояния граждан и привлекательностью рынка связана легитимность Союза в глазах его постоянных жителей. Экономические достижения использовались и для примирения Франции и Германии, и для стабилизации Старого Света после холодной войны. Наконец, экономика остается основным ресурсом ЕС в международных отношениях. В ситуации кризиса Евросоюз просто не в состоянии брать на себя ответственность за соседей или за решение каких-то глобальных проблем. Более того, экономические неудачи, неспособность в течение долгого времени выйти из кризиса ведет к его внешней делегитимации. Этот аспект особенно важен для европейской политики России: экономические неудачи позволяют Москве принизить ЕС как партнера, нивелировать его авторитет.

Вместе с тем, странам еврозоны удалось поддержать рост ВВП. Они продемонстрировали способность в сложной ситуации договариваться и идти на дальнейшее углубление отношений ради спасения интеграционного проекта, в т.ч. евро. Так происходило каждый раз, когда дело доходило до критической точки (например, с положением дел в Греции). Все эти шаги продемонстрировали: существует понимание, что распад ЕС или зоны евро чреват значительно большими сложностями. По сути, ход событий укрепил веру в валютный союз. Евро не стал валютой высокорисковых инвестиций, его экономика проигрывает технологическую гонку США, а промышленную - Китаю. Но именно консервативность и стабильность единой валюты, как хорошее пенсионное обеспечение, продолжают служить одной из основ привлекательности ЕС, в т.ч. внешнеполитической.

Кризис ценностей и нормативного лидерства

Суть проблемы кризиса лидерства в ЕС сводится к тому, что, проповедуя нормы демократии, прав человека или верховенства законности на мировой арене, Брюссель не всегда успешен в их реализации на своей территории. Более того, готовность Евросоюза добиваться уважения соответствующих норм варьируется в зависимости от того, как это повлияет на его интересы. Наконец, после террористических атак также заговорили о том, что ценности демократии, прав человека и верховенства закона мешают ЕС гарантировать безопасность своим гражданам.

В качестве примеров национальных провалов можно упомянуть изменения основополагающего законодательства в Венгрии и Польше в выгодном для правящих элит ключе (в т.ч. ограничение судебной ветви власти). Здесь же - проблема неграждан стран Балтии, которую ЕС предпочитает игнорировать. Можно вспомнить и рост популярности крайне правых, партий, нередко отрицающих терпимость и открытость к представителям других стран, этносов и религий.

Причин для возникновения кризиса ценностей в ЕС много. Основная - неустоявшиеся стандарты демократии в новых странах Евросоюза. Дополнительная - то, что провозгласив ценности ядром своей политики, Евросоюз не создал действенных инструментов контроля. Безусловно, Договор о Евросоюзе дает возможность прервать участие стран-членов в работе основных институтов (прежде всего, в Совете Евросоюза), но обилие внешнеполитических проблем этому не содействует. (Попытка применить это положение была сделана лишь раз, в отношении Австрии.) Рост популярности правых связан с изменившимся контекстом, новыми проблемами (как, например, иммиграция), где традиционные политические партии не могут предложить решения, внушающие доверие гражданам.

В уже упомянутом голландском референдуме серьезные вопросы вызывает инициатива национальных депутатов проигнорировать его результаты, а также аналогичные призывы экспертов и некоторых политиков. Аргументы о том, что проголосовали лишь 32% голландцев и менее 1% жителей ЕС вряд ли приемлемы (хотя решение здесь остается за гражданами Союза). Во-первых, в некоторых странах ЕС явка на выборы в ЕП 2014 года составила менее 30%, но это не повлияло на признание результатов. Во-вторых, гражданам других стран-членов просто не предложили голосовать по этому вопросу. Проблемным может стать и то, как британские власти, в конечном счете, поступят с результатами своего референдума. А в ЕС лоббируются еще более 30 заявок на различные референдумы на национальном уровне в 18 странах-членах. В целом, однако, европейские лидеры попали в собственную ловушку. Общеизвестно, что на референдумах граждане редко понимают, по какому вопросу они голосуют, но народное волеизъявление все чаще используется в политической борьбе (как в Голландии или Великобритании). Когда же результаты оказываются не такими, как ожидалось, политические элиты вспоминают о негативных сторонах референдумов и пытаются аннулировать их результаты или, по крайней мере, нивелировать их.

Проблема состоит и в том, что пропагандируя для своих партнеров деонтологический подход к ценностям (все или ничего, ценности вопреки всем интересам и логике событий), для себя ЕС вполне допускает релятивистскую трактовку, т.е. выполнение норм в том объеме, в котором возможно. И голландский, и немецкий случаи демонстрируют желание ЕС и его членов решать, когда применять законы и нормы демократии, а когда - нет. Однако это не отменяет претензий ЕС на роль судьи третьих стран. В результате, собственно нормативная сила ЕС снижается, поскольку, очевидно, она направлена ныне в значительно большем объеме вовне, нежели вовнутрь. По сути, она превращается в мягкую силу, поскольку риторика нарушения прав человека, демократии и верховенства закона становится инструментом внешней политики, тогда как нормативная сила должна бы воздействовать на других собственным примером, через социализацию в ценности.

Интересен и референдум в Греции в 2015 года по вопросу участия в зоне евро. Он дает пример утилитарного подхода к демократии и народному волеизъявлению, использования их для выбивания льготных условий в ЕС (в данном случае - сохранения Эллады в зоне единой валюты). По сути, граждане не стояли перед реальным выбором выхода из евро; отрицательное голосование о готовности выполнять свои обязательства по долгам в евровалюте ничем им не грозило. Более того, греки шантажировали ЕС тем, что без их страны, как родины демократии, немыслима и демократия в ЕС. Результатом стали, как известно, формальное и риторическое улучшение условий сохранения Греции в зоне евро, на которых Афины остались в ЕС. Такое инструментальное использование референдумов лишает ЕС де-факто возможности критиковать подобные волеизъявления в третьих странах. Аналогичные популистские референдумы, очевидно, могут состояться в Венгрии и в Польше по вопросу приема беженцев (облегчению бремени Греции и Италии, куда они прибывают вначале).

Брюссель постоянно вынужден делать выбор между противоречащими друг другу ценностями. Самый яркий пример - проблема беженцев и провоцируемых ими беспорядков. Что должно стать приоритетом: сохранение гарантий прав граждан ЕС (в т.ч. - на неприкосновенность частной жизни, безопасность) или гуманитарная логика, прием беженцев? Могут ли граждане противодействовать беженцам, которые творят беспорядки, или надо терпеливо дожидаться органов полиции? Надо ли гарантировать свободу информирования, в т.ч. при беспорядках, которые устраивают иммигранты, или для социального спокойствия следует это замолчать? Такие вопросы встают ежедневно, а ответ ЕС на них далеко не всегда последователен.

Наконец, кризис ценностей и нормативного лидерства проявляется и во внешней политике Евросоюза. Одна иллюстрация - Украина, а также весь периметр Южного Средиземноморья. Здесь продвижение норм демократии, прав человека и верховенства закона привело к гражданским войнам, не функционирующим должным образом институтам власти и даже де-факто распаду государств. Другой пример - приостановка санкций в отношении Белоруссии, где ситуация с оппозицией никак не изменилась. И в том, и в другом случае видна непоследовательность Евросоюза.

Противоречия в выборе ценностных приоритетов вряд ли приведут к распаду Евросоюза. Но это будет провоцировать постоянные вызовы ЕС как на внешней арене так и на внутренней. Страны-члены станут все чаще утилитарно использовать ценности, а государства, не входящие в ЕС (в частности, Россия) - привлекать внимание к этому, бросать Брюсселю вызов в плоскости ценностей. Кроме того, нормативная слабость и противоречивость усложнит деятельность элит Евросоюза, им будет необходимо комментировать внутренние проблемы и противоречия, чтобы продолжать критиковать третьи страны. Впрочем, в такой риторике институты ЕС вполне поднаторели. Нормативная слабость и противоречивость будут, тем не менее, негативно влиять на легитимность Евросоюза в глазах и его граждан, и третьих государств и их жителей. Однако серьезной эволюции в том, что Россия классифицирует как «двойные стандарты» в применении ценностей, не произойдет.

При этом Москва, оспаривающая право Запада на единоличную трактовку ценностей, на определение добра и зла, хорошего и плохого, останется излюбленной мишенью нормативных экзерсисов Евросоюза. Парадокс, однако, в том, что Москва оспаривает не ценности как таковые, а свое неравенство в их применении к конкретным реалиям современности. Тогда как террористы, Исламское государство выступают как раз с позиций подрыва этих ценностей, их радикального пересмотра. Но нежелание Запада отказаться от права трактовки ценностей делает и его сотрудничество с Россией в борьбе с фундаментальными угрозами трудно достижимым.

Кризисы иммиграции и терроризма

Наплыв беженцев и возросшая террористическая угроза тесно связаны. Поток мигрантов в ЕС резко устремился вверх в 2011 году, а в 2014-2015 годах число жаждущих обосноваться в Евросоюзе увеличилось в два раза. Обеспечили этот наплыв в ЕС Сирия, Афганистан и Ирак, где либо ранее, либо в 2014-2015 годах шли военные действия, а институты государства деградировали (соответственно, 370 000, 180 000 и 130 000 человек в 2015 году). Ни одно из государств ЕС, ни сам блок к такому развитию событий оказались не готовы.

Основной поток иммигрантов проходит либо через территорию Турции и затем Греции, что создало дополнительные сложности Афинам, и без того переживающим нелегкие времена, либо через Средиземноморье в Италию, где также в экономике серьезные проблемы. Нагрузка на их бюджет, а также государственные структуры, ответственные за прием беженцев, резко возросла. В Евросоюзе, где с 1990-х годов функционируют шенгенские соглашения, снимающие границы между участниками за счет усиленного и гармонизированного контроля внешних рубежей, обострился вопрос распределения бремени приема беженцев. Он уже вставал в период «арабской весны» 2011 года, когда беженцы хлынули через Италию в ЕС. С 2014 года история повторяется в Греции. А в 2016-м проблема вновь обострилась на Аппенинском полуострове.

Согласно существующим (дублинским) правилам, убежище должно предоставляться в стране первого въезда в шенгенское пространство. Однако государства, расположенные на периферии, особенно южной, несут непропорционально высокую нагрузку и по охране шенгенских рубежей, и по приему беженцев.

В результате, Греция стала пропускать беженцев через свою территорию в балканские государства, не входящие в ЕС, откуда они вновь «в первый раз» въезжали на территорию шенгенского пространства (через Венгрию и Словению). Италия также угрожала начать выдавать мигрантам шенгенские визы с тем, чтобы они могли сами переместиться в интересную им страну. Сами беженцы также не всегда готовы просить убежище в Греции, где социальные гарантии и поныне спартанские. На этой базе возникает явление asylum shopping, т.е. поиск беженцами вначале легкого места для въезда в шенгенское пространство, а затем - выгодной страны получения убежища.

Дополнительные проблемы создает то, что беженцы, преодолев страшное, столкнувшись со смертью в поисках лучшей жизни, лишены социальных ограничений, обычных для жителей Старого Света: они легко идут на кражи, насилие и беспорядки. Ситуацию осложняет давление правозащитных организаций, призывающих помочь людям, пострадавшим от войны и гуманитарной катастрофы. Наконец, выше было отмечено наличие противоречия прав, которые надо гарантировать (права граждан ЕС на безопасность против прав беженцев), а также одностороннее приглашение беженцев, озвученное Анжелой Меркель в расчете на не реализовавшуюся в ЕС солидарность. Конкретного решения о распределении беженцев в ЕС пока достичь не удалось, а жаждущие поселиться в Старом Свете продолжают прибывать или тонуть у берегов Европы. Единственная ощутимая подвижка - намерение ЕС создать структуру по помощи в управлении границами, однако, реализация этого шага займет месяцы и годы.

Наконец, ситуация обострилась после серии террористических атак, прокатившихся во Франции и Бельгии в 2015-2016 годы. Их организаторами были мусульмане. Часть давно проживала на территории ЕС, другие - только приехали, в т.ч. с потоком беженцев. В результате, проблема иммиграции мусульманского населения, плохо интегрирующегося в Старом Свете, обострилась исходящей от них угрозой безопасности всего населения. Вскрылись и провалы в системе внутренней безопасности, почти полное отсутствие взаимодействия соответствующих органов и внутри Бельгии, и между странами ЕС.

Для решения проблемы наплыва беженцев и предотвращения террористических атак вместо того, чтобы найти согласованное решение, страны ЕС стали восстанавливать внутренние шенгенские границы, отгораживаться от коллег по интеграции. Это создало серьезные трудности, прежде всего, для граждан Евросоюза и третьих стран, легально находящихся на его территории. Зашатался и основной символ европейской интеграции - свободное перемещение граждан, что заставило говорить о дезинтеграции. Нормы солидарности были вытеснены на периферию; 20 из 28 стран ЕС вообще не предприняли усилий по приему беженцев.

Фактор России ощутимо присутствовал и в этом кризисе. Прежде всего, это риторика по поводу того, что именно боевые действия России в Сирии повлекли поток беженцев на территорию Евросоюза (что нарушает временные и причинно-следственные связи). Кроме того, Москву обвинили в том, что она содействует транзиту беженцев из Сирии через свою территорию (аэропорты) в Финляндию и Норвегию. Присутствовала и ответная информационная кампания Москвы, в которой доминировали два тезиса. Первый - проблема беженцев иллюстрирует недопустимость вмешательства во внутренние дела государств и смены режимов. Второй - неспособность Евросоюза и его членов обеспечить базовую потребность граждан, безопасность, недопустимость превалирования риторики о защите прав человека над проблемами безопасности. По сути, вокруг этих событий также развернулись действия информационной войны Москвы и Брюсселя, тогда как в реальности перед лицом угрозы лавины беженцев и терроризма они находятся по одну сторону баррикад.

Наплыв беженцев и террористические атаки - наиболее серьезная проблема нынешнего Евросоюза, граничащая с экзистенциальной. Для сохранения достижений интеграции, прежде всего, свободы передвижения граждан ЕС и третьих стран, требуется дальнейшая интеграция в политике иммиграции и в сотрудничестве полиции и спецслужб. Кроме того, необходимо усиление структур ЕС по охране границ, а также разделение бремени приема беженцев между странами ЕС. Все это крайне чувствительные для национального суверенитета вопросы (примечательно, что незыблемость суверенитета стран-членов специально подчеркивается в недавнем решении о создании дополнительных структур ЕС для охраны границ). Пока государства ЕС, особенно новые члены, предпочитают отгораживаться от проблем. А на национальном уровне продолжается кропотливый поиск нового баланса между гражданскими свободами и безопасностью.

Поиск баланса национального и интеграционного, баланса прав человека и безопасности граждан займет много времени, и, скорее всего, ЕС вновь придется столкнуться с террористическими атаками, прежде чем будут найдены нужные ответы.

Вместе с тем, ситуация далека от апокалиптических репортажей российских средств массовой информации. Самое худшее - восстановление внутренних границ (которое частично произошло), безусловно, обернется неудобствами для граждан ЕС и его посетителей, оно также повысит расходы на торговлю товарами и услугами, где требуется перемещение через границу. Произойдет и некоторое снижение авторитета ЕС на мировой арене. Однако распада ЕС по этой причине ждать не приходится. Скорее Брюссель ожидает долгий поиск консенсуса по мерам, которые будут иметь интеграционный характер, но результаты придут позднее, чем следовало бы для эффективности решения проблем потока беженцев и терроризма.

Кризис легитимности

Проблема легитимности Евросоюза также стара, как и само интеграционное объединение. Ее суть - отказ граждан признать то или иное событие или регулирование законным - связан с прогрессирующей передачей компетенций с национального на наднациональный уровень (т.е. в ЕС), при котором страны-члены теряют контроль за различными сферами в пользу не всегда понятной системы институтов и нередко бюрократизированных схем принятия решений. Проблема обострилась с образованием в 1992 году Евросоюза. Дополнительно осложняет ситуацию склонность национальных правительств во всем плохом обвинять Брюссель, а все хорошее присваивать себе. Наконец, экономические кризисы, снижающие благосостояние жителей ЕС, проблемы нормативного лидерства, угроза наплыва беженцев и новых терактов дополнительно делегитимируют ЕС.

Ранее кризис легитимности уже повлек многочисленные попытки повысить прозрачность процесса принятия решений в ЕС, вовлечь граждан в консультации и в определение путей развития, а также пространные прояснения разделения сфер ведения стран-членов и Евросоюза. Однако эти шаги дали ограниченный результат. Среди экспертов также шли долгие споры о том, насколько применимы нормы прямой и репрезентативной демократии в ЕС, где нет общего демоса, не стоит ли ее заменить моделью демократии на выходе, т.е. учетом интересов всех и улучшением положения большинства граждан и юридических лиц. Однако доказать эффективность такого решения сложно.

Причин, по которым происходит постепенная передача полномочий на наднациональный уровень, много. Уже согласованные направления совместной деятельности требуют координации в смежных сферах. Единая валюта - сближения макроэкономической политики, а общая торговая политика - согласия относительно внешнеполитических приоритетов. Кроме того, нередко страны-члены в условиях глобализации теряют контроль над некоторыми сферами и единственное, что может помочь сохранить хоть какое-то регулирование, - это интеграция. Так происходит, например, с регулированием внутреннего рынка, с вопросами стандартов, охраны окружающей среды. Нередко коммунитаризация - это и способ провести на национальном уровне непопулярные реформы, сместив ответственность за это на наднациональные институты и неизвестных бюрократов.

Кризис легитимности сегодня проявляется, прежде всего, в усилившемся скепсисе граждан относительно интеграции. Это иллюстрирует и низкая явка на выборы в Европейский парламент (ЕП) в 2014 году (около 40% в среднем по ЕС, а в некоторых странах-членах - менее 20%), и увеличившееся количество депутатов ЕП от крайне правых партий, скептически настроенных по отношению к интеграции. Примерами кризиса легитимности могут служить и голландский референдум по вопросу одобрения соглашения об ассоциации с Украиной, и, конечно, голосование в Великобритании по Brexit. Не секрет, что 6 апреля 2016 года жители Нидерландов голосовали не по тому, что делать с Киевом, а против политики собственного правительства в ЕС. Известно и то, что подданные на Туманном Альбионе имели такое же туманное представление о том, что такое ЕС (неслучайно после объявления итогов голосования Google зафиксировал рекордное количество поисковых запросов на Британских островах с вопросом «Что такое Евросоюз?»). Национальные политики чутко отзываются на настроения общества, на опасения, что мигранты захватят все рабочие места, и пытаются перевести эти сантименты в свой политический капитал (правда, как показывают референдумы в Голландии и Великобритании, процесс все чаще выходит из-под контроля, а забавы с огнем наносят ожоги игрокам).

К каким последствиям может привести кризис легитимности? Вряд ли к распаду Евросоюза. Однако вслед за Великобританией некоторые другие члены могут потребовать пересмотра условий своего участия в ЕС. Тенденцию консолидации его достижений может сбалансировать некоторое усиление гибкой интеграции. Оно, однако, скорее будет носить риторический и декларативный характер. Инициативы эти будут мало влиять на уже принятые решения, скорее, они просто прояснят те гарантии, которые и так существуют, успокоят граждан. Очевидно также, что продвижение некоторых законопроектов в ЕП и Совете министров может замедлиться, усилится торг между странами-членами.

Дебаты о правильности и законности того или иного развития - неотъемлемая часть демократического процесса, делающая его более медленным, но при этом более устойчивым. Прояснение решений, аккомодация несогласных и стабилизация принятых решений - также часть нормального политического процесса, привычного для ЕС в последние годы. Гораздо опаснее отрицание существующих сигналов общества, попытка нивелировать рост популярности крайне правых, решение не замечать результаты референдумов и предлагать гражданам проголосовать еще раз.

Примечательно, что и в случае голландского референдума, и в случае Brexit активно эксплуатировался фактор России. В первом сторонники кампании «за» соглашение об ассоциации с Украиной использовали тезис о том, что отказ от соглашения выгоден только России, но не принесет выгод гражданам Голландии. Агитация против Brexit также опиралась на то, что проблемы в ЕС, его ослабление и частичная дезинтеграция выгодны только России. Этот же тезис присутствовал и во многих комментариях по результатам голосования граждан Соединенного Королевства. Таким образом, фактор России (т.е. внешней угрозы) используется как аргумент в пользу признания легитимности нынешнего положения вещей. Это все то же стремление использовать для консолидации внешнюю угрозу, которое уже было отмечено в описании кризиса лидерства и солидарности. Интересно, что стремление это, по сути (и, как бы это ни было парадоксально), роднит сегодня Россию и ЕС.

Заключение

В ЕС назрело много кризисных явлений, которые выше объединены в пять групп. ЕС далек от идеала, его критика основана на несбывшихся (и часто завышенных) ожиданиях - как от объединения, так и от взаимодействия с ним. К ЕС, однако, в полной мере применимо высказывание Дага Хаммершельда про ООН, которая «была создана не для того, чтобы привести нас в рай, а для того, чтобы спасти нас от ада». Ни кризисы, ни критика не означают, что ЕС развалится, и это первый наш вывод. Он сохранит устойчивость, правда, занят будет не строительством нового дома, и даже не капитальным ремонтом, а латанием дыр и возведением подпорок. Брюссель сосредоточится на консолидации достигнутого, что потребует точечной гармонизации в отдельных сферах (усиление макроэкономической координации, сотрудничество в области иммиграции, активизация взаимодействия спецслужб и т.п.). В некоторых случаях (по аналогии с кризисом зоны евро) Евросоюзу понадобится дойти до крайней точки, чтоб оттолкнуться от дна.

В то же время описанные сложности серьезно ослабляют способность Евросоюза решать международные проблемы. Основные его инструменты - экономическая привлекательность и ценностное лидерство - дискредитированы. Первый - низким ростом ВВП, проигрышем в конкурентоспособности, проблемами единой валюты. Второй - растущей склонностью к избирательности трактовки норм. Возрастание соперничества в области безопасности между Россией и Западом дополнительно повышает интерес стран-членов (особенно Польши и Балтии) не к ЕС, а к НАТО. Таким образом, ЕС двигают назад не только его кризисы, но и общая международная обстановка.

Игра России на повышении ставок в безопасности способствует выходу НАТО из тени. А апелляция Москвы к экономическим интересам ЕС, заигрывание с бизнесом с целью разбить трансатлантическое единство не приносит ощутимых результатов в этом контексте.

Второе. Широко известна метафора, в которой Евросоюз сравнивается с велосипедом, где надо все время крутить педали: чтобы интеграция сохранялась должны быть новые ориентиры и цели, углубление взаимодействия (разделяемые всеми). В действительности же европейская интеграция стала объективной реальностью, как и государства в Европе. Поэтому ЕС, как и национальные государства, не должен доказывать необходимость своего существования. Речь идет, скорее, о консолидации и совместном поиске ответов на текущие вызовы.

А вызовы ЕС в целом сходны с вызовами всех современных стран: это кризис существующей модели взаимоотношений общества и государства. Именно ее ставят под вопрос и Исламское государство, и терроризм как явление в целом. Отсюда в большинстве стран Старого Света несистемные партии, не укладывающиеся в привычное разделение на правых и левых. Однако возврат к национальной организации в Европе - шаг назад в прошлое, попытка въехать в карете в век космических технологий и самолетов: красиво, эпатажно, но не адекватно современным реалиям. И даже лидеры Brexit, получив посты в правительстве, уже частично пошли на попятную.

Третье. В некоторых случаях гибкое сотрудничество, т.е. взаимодействие, которое вовлекает лишь часть стран ЕС, может усилиться. Однако в большинстве случаев будет создана, скорее, видимость этого (как в случае Дании и шенгенских соглашений или Британии и Brexit ), будут приняты бюрократические, медийные, мало что меняющие гарантии. Эти псевдоизменения - часть нормальной политики в современном мире, а не изобретение Евросоюза или что-то экстраординарное. В результате, гибкая интеграция будет проявляться, главным образом, в риторике и нарочитых реверансах. (Другой пример этого феномена, кстати - виртуализация конфликтов, соперничества и боевых действий, которые порой затуманивают понимание границ возможного, застилают реальную опасность военных столкновений). В этом смысле развитие Евросоюза намного предсказуемее и устойчивее, чем поспешили заметить комментаторы Brexit и террористических атак.

Четвертое. Нельзя недооценивать способность Евросоюза к консолидации, особенно когда явная угроза ему или его членам исходит извне. Такую роль сегодня играют потоки беженцев и иммигрантов, террористическая угроза. Ту же угрозу политики ЕС пытаются сделать и из России, поскольку это помогает внутреннему единству, позволяет игнорировать некоторые сложности внутренней политики. Нередко, по аналогии с охотой на ведьм, Евросоюз ищет российский след во всем. В результате, в ЕС наблюдается трансформация, аналогичная той, что происходит и в нашей стране: внешняя политика начинает доминировать над внутренней, более привычной для Брюсселя. Способность ЕС к консолидации значительно ниже без внешнего врага. Одновременно, однако, внешние угрозы отвлекают ЕС от кризиса лидерства, легитимности, экономического развития и от проблем в нормативном доминировании. Но такая консолидация лишь отсрочивает необходимые реформы.

Данный материал вышел в серии записок Валдайского клуба, публикуемых еженедельно в рамках научной деятельности Международного дискуссионного клуба Валдай. С другими записками можно ознакомиться по адресу http://valdaiclub.com/publications/valdai-papers/

Радикальная организация, запрещенная в России. - Прим. ред.

} Cтр. 1 из 5

Евросоюз сталкивается с таким множеством различным кризисов, что до настоящего момента было невозможно предсказать, что именно станет катализатором его вероятного распада. Самыми очевидными кандидатами на роль разрушителей Евросоюза стали миграционный кризис, слабеющая банковская система , которая сопротивляется как экстренному финансированию, так и реструктуризации долговых обязательств, недоверие общественности к политическому истеблишменту и практически парализованные институты Евросоюза.

Очередным кризисом, который способен привести к распаду Евросоюза, стал провал попыток премьер-министра Великобритании Дэвида Кэмерона добиться от Брюсселя уступок, которые ему необходимы, чтобы успокоить британскую общественность, все сильнее заражающуюся евроскептицимом. Попытки премьер-министра Кэмерона не увенчались успехом, потому что Евросоюз просто не может пойти на необходимые уступки. Существует три причины, которые сделали задачу Кэмерона невыполнимой.

Во-вторых, Кэмерон был готов пойти на компромисс, однако он не смог получить большую часть из того, что он просил, потому что Брюссель боится, что другие члены Евросоюза захотят последовать примеру Великобритании и тоже потребуют определенных уступок. Это приведет к превращению Евросоюза в своеобразный «шведский стол», где каждая страна сможет выбирать то, что отвечает ее собственным интересам. Другими словами, интеграция в Европе превратится в фарс.

Поэтому Кэмерон пришлось довольствоваться тем, что консервативный член британского парламента Джейкоб Риз-Могг (Jacob Rees-Mogg) назвал не реформой, а «жидкой кашицей, которую еще больше разбавили».

Ситуация усугубляется еще и тем, что эта самая «жидкая кашица» Кэмерона потребует голосования Европарламента после того, как будут объявлены результаты референдума в Великобритании. Будучи суверенным органом, парламент Евросоюза сможет внести любые изменения в любой документ, одобренный британской общественностью — чрезвычайно неприятный и неизбежный факт, которым сторонники выхода Великобритании из Евросоюза, несомненно, воспользуются в ходе своей кампании по подготовке к референдуму.

Как только вероятность выхода Великобритании из Евросоюза вырастет с просто возможной до практически неизбежной, сразу же запустится процесс массового исхода. Сейчас трудно сказать, кто из членов Евросоюза возглавит этот процесс, однако шлюзовой затвор откроется. Проевропейские правительства, которые пока еще находятся у власти в своих странах, подвергаются нарастающему давлению почти во всех членах Евросоюза. Как и в случае Великобритании, правящим партиям придется убеждать и успокаивать свой все более недовольный электорат, пытаясь договориться с Брюсселем о «более выгодном соглашении». В противном случае им придется уйти из власти.

От протекционистского «Национального фронта» во Франции и левой испанской партии «Подемос» до «Шведских демократо», выступающих против иммигрантов, некогда маргинальные политические партии евроскептиков сейчас все ближе подбираются к рычагам власти.

Контекст

Важный вопрос для Дэвида Кэмерона

Le Huffington Post 13.01.2016

Кэмерон убедительнее Асада

Al Arabiya 05.12.2015

Кэмерон верит в армию призраков?

The Independent 30.11.2015
Евро может остаться в обороте наряду с возвращенными национальными валютами в качестве параллельной валюты. Возможно, евро будут использовать только те государства, которые сохранят свою приверженность идее «тесного союза».

Мэриэн Тапи — ведущий политический аналитик Института Катона.

Евро прекратит своё существование в течение года, Евросоюз распадётся, и Европа надолго погрузится в экономическую пучину.Уже не только американский экономист Нуриэль Рубини (известный своим «предсказанием» кризиса 2008 года), но целый сводный хор экспертов, агентств и политических деятелей твердят: наступает евро-апокалипсис. А, значит, в ближайшее время США одержат победу, сравнимую с крахом СССР.

Есть ли основания для «евро-паники», что ждёт евро и Евросоюз, как повлияет на разные государства перспектива распада ЕС и исчезновение его валюты, разбирались аналитики отдела «новости Европы» журнала «Биржевой лидер».Простая очистка, которая продлит жизнь на годы!

Будни Евросоюза: подготовка к распаду за ширмой «усилий по спасению»?

Пока министры экономики и финансов ЕС принимают наперекор Германии предложение Еврокомиссии по созданию единого механизма надзора за банками, скептики сомневаются, что этот механизм кому-нибудь пригодится. Ведь будущее Евросоюза весьма туманно, поскольку проблематично настоящее. Долговой кризис и не думает заканчиваться – или же его не думают заканчивать. Разгоняется инфляция в еврозоне, достигшая 2,7%: в ЕС дорожает транспорт, продукты питания и табак.

Кризис углубляется тем, что в Евросоюзе нет единства в отношении мер выхода из него. Длится он уже достаточно долго, а с учётом неутешительных прогнозов может затянуться сверх всякой меры. Весьма слабым утешением могут быть совещания и переговоры, на которых постоянно обнаруживаются нестыковки участников ЕС по основным вопросам. Так, Германия долгое время сопротивлялась запуску Европейского механизма стабильности – спецфонда в 500 миллиардов евро, заменяющего два существовавших ранее инструмента стабилизации. Наконец конституционный суд Германии выдал положительное решение по этому механизму, на что немедленно отреагировал курс евро.

Германия согласилась на запуск ЕМС в начале октября. Но тут же возникла следующая проблема: немцы категорически отказываются создавать единый механизм надзора за банками, активно продвигаемый Великобританией и выразителями «американских» интересов – Бельгией и Польшей. Формальная мотивация – контролёр не обладает достаточными ресурсами для контроля такого количества банков. Реальная – Германия не желает уступать лидерские позиции в Евросоюзе. Согласиться на единый надзор означает передать контролёру те функции регуляции банковской деятельности, которые, по сути, сегодня принадлежат Германии.

Кем, в свою очередь, будет контролироваться контролёр (Европейский центральный банк), нетрудно догадаться. Специалисты обращают внимание на то, как явно США и Великобритания проталкивают Кипр на место Швейцарии, чьи банки сейчас прессингуют штрафами за нарушение банковской тайны. Все эти процессы ослабят позиции Германии и Франции: Берн был «их» финансовым центром, а в нынешней ситуации всё идёт к тому, что Нью-Йорк и Лондон вкупе с контролируемым Кипром, ЕЦБ и Международным валютным фондом будут диктовать условия на мировом финансовом рынке. Во многом от того, как долго европейским грандам удастся сопротивляться англосаксонскому натиску, зависит дальнейшая судьба ЕС. А также от того, захотят ли они это делать.

Далеко не все эксперты соглашаются с пессимистическими оценками будущего ЕС и евро. Так, недоброжелатели прогнозировали, что уже в этом, 2012 году, Греция и Италия выйдут из еврозоны. Положение этих стран не улучшилось, но до конца этого года их выход вряд ли состоится. Может ли это говорить о намеренном занижении прогнозов? Эксперты подтверждают: может. Но, в то же время, не стоит игнорировать очень высокую вероятность выхода и этих, и некоторых других стран ЕС из еврозоны в следующем, 2013-м, году. Отсрочка в год ничего не меняет. Греция уже всерьёз и открыто на правительственном уровне не просто обсуждает, а подготавливает вариант возвращения к драхме (по словам еврокомиссара от Греции). Италия пока движется по пути так называемой «экономии», но после осуществлённой не так давно приватизации водных ресурсов этот путь явно себя исчерпал. Известный американский экономист Нуриэль Рубини и сейчас считает, что вслед за Грецией еврозону покинет Португалия. Если Италии и Испании не удастся реструктурировать свои долги, то и они последуют за греками и португальцами. По мнению Рубини, в этом случае конец еврозоны будет означать и конец Евросоюза.

Прогнозы экспертов можно разделить на условные группы, пояснил ведущий канадский эксперт проекта лучшего проекта обучения Forex в Европе 2009-2011гг. Академии Masterforex-V Евгений Ольховский:

1. Негативные. В ближайшее время (2013 год) из еврозоны выйдут сразу несколько стран Южной Европы. Риск неконтролируемого дефолта Греции останется крайне высок, даже если греки всё-таки договорятся с кредиторами. Поскольку выход одной только Греции приведёт к сворачиванию торговли и инвестиций, к сокращению ВВП и росту безработицы в ЕС, то прогноз крайне пессимистичен. Не добавляет оптимизма и наличие проблем с ликвидностью у наиболее крепких банков ЕС – германских. На «спасение» Греции в ЕС не настроены: не исключено, что Греция будет принудительно выведена из валютного союза Евросоюза. С другой стороны, ряд стран-доноров, в первую очередь, Финляндия, заявили, что не намерены спасать еврозону, оплачивая непродуманные расходы других стран. Если из еврозоны выйдет Финляндия или Нидерланды, основная опора Германии и Франции, валютный союз утратит смысл.

2. Частично негативные . Еврозону точно покинут Греция и, возможно, кто-то из южноевропейского «трио» (Италия, Испания, Португалия). Для них это переход на национальные валюты отзовётся серьёзными экономическими потрясениями, однако Евросоюз в целом ожидает только переформатирование. Избавившись от «слабых звеньев», ядро ЕС – Германия, Франция и евро-скандинавы – усилят внутреннюю интеграцию, что позволит им в итоге справиться с кризисом. Однако негативные последствия для покинувших еврозону стран, равно как и для «околоевропейского пояса» (страны-кандидаты, жёстко привязанные к ЕС), будут столь значительными, что мировой кризис продолжится. Кроме того, из ЕС могут вылететь «восточноевропейские нищие» - Румыния, Болгария, балканские страны и даже кое-кто из прибалтов. В любом случае, с планами спасения евроэкономики в том виде, в котором она пребывает сегодня, евро-гранды опоздали.

3. Позитивные . Все трудности будут преодолены путём усиления политической интеграции ЕС и создания налогового союза в дополнение к валютному. Технически победить нынешний южноевропейский долговой кризис не сложнее, чем ирландский 2010 года. Для этого необходимо формирование «противовеса» франко-германскому дуэту из Нидерландов, Бельгии, Швеции и, возможно, Польши. В их задачи будет входить преодоление сопротивления Германии, Франции и Финляндии по усилению централизации ЕС.

Отметим, что даже эксперты, отстаивающие третий вариант (как правило, это «внешние» эксперты, представляющие развивающиеся государства, в том числе Россию), полагают, что курс евро так или иначе будет ощутимо падать в результате любого из сценариев. Нынешнее закрепление является ситуативным и недолгосрочным.

Последствия разрушения еврозоны также оцениваются по-разному. Большинство экспертов утверждают, что если южноевропейские страны вернутся к национальным валютам, то последние будут невероятно обесценены. Итальянская лира «сядет» минимум на 25%, испанская песета и вовсе на 50%; о греческой драхме эксперты предпочитают не говорить. Обесценивание нацвалют стимулирует экспорт из этих стран, однако положительный эффект от этого растворится в катастрофических последствиях неконтролируемой инфляции. Не намного лучше будут себя чувствовать даже «зубры» ЕС, если им придётся вернуться к национальным валютам: марка и франк также потеряют в цене. Кроме того, стоимость государственных и частных облигаций южных европейцев и Ирландии только в германских и французских банках достигает 600 миллиардов евро. Следовательно, даже если к национальным валютам вернутся только Греция и «южноевропейское трио», то обесценивание «новых старых» нацвалют нанесёт едва ли не смертельный удар банковской системе «европатриотов». Соответственно, неизбежен спад производства и экономики в целом, пояснил в интервью «Биржевому лидеру» Андрей Гойлов, руководитель отдела аналитики компании RoboForex (входит в ТОП высшей лиги международного рейтинга брокеров Forex Академии Masterforex-V).

Однако часть экспертов уверяет, что распад еврозоны серьёзно повредит очень немногим – и в основном за пределами ЕС, в частности, тем африканским странам, которые работают с привязкой евро, а также предпочитающим евро-альтернативу доллару азиатским государствам. Эксперты-оптимисты исходят из того, что в своё время переход к евро в 1999-2002 годах не дал никакого заметного импульса экономикам членов ЕС. Среднегодовой рост ВВП понизился с 1,8% в девяностых годах до 1,5% в нулевых; то же касается и роста промышленного производства, экспортно-импортных операций (правда, всё это - в основном за счёт кризиса 2008 года; статистика до 2008 года показывает положительную динамику). Следовательно, если ничего не приобрели, то нечего и терять.

Со своей стороны, эксперты журнала «Биржевой лидер» с удивлением воспринимают такую аргументацию: ведь очевидно, что даже возрождение колебаний валютных курсов даст весьма заметный негативный эффект, что уж говорить об остальных факторах?

Все без исключения эксперты сходятся в одном : падение евро или исчезновение еврозоны приведёт к повышению курса доллара по крайней мере в краткосрочной и среднесрочной перспективе (график доллара?).

Очевидно, что именно доллар будет использоваться теми, кто работал с евро как с резервной валютой. Даже то, что «вернувшиеся» после распада еврозоны марка и франк будут вполне надёжными (особенно, если Германии и Франции удастся создать вокруг себя «маркзону» и «франкзону»), не компенсирует обоснованных опасений относительно новых неприятных сюрпризов от евровалют.

Когда создавался Евросоюз, официальных объяснений и мотиваций было озвучено с избытком. В конце концов, идея «Пан-Европы» бродила в умах не один век. Однако экономически Евросоюз был необходим в первую очередь Германии и Франции. Эти страны нуждались в рынках сбыта – и именно такими рынками являлись для них новые члены ЕС. Именно поэтому в Евросоюз не вошла развитая Швейцария, но зато были приняты Греция, Португалия, Румыния и Болгария. Условия, которые ставили перед новыми членами, а также деятельность международных финансовых организаций (не только внутриевропейских, таких, как Европейский банк реконструкции и развития, но и Всемирного банка, и, в первую очередь, МВФ), предоставлявших «дешёвые» кредиты новичкам, приводили к тому, что производственная сфера практически прекращала своё существование: той же Греции, у которой была вполне функциональная (правда, близкая к социалистической) экономика, «оставили» только сферу туристическую. Конкуренты еврограндам были совершенно ни к чему.

Это общая логика международных действий всех ведущих капиталистических государств. Германия и Франция ничего нового здесь не придумывали. Вышеупомянутый МВФ ещё в восьмидесятые годы целенаправленно уничтожал «кредитными условиями» югославский индустриальный сектор и систему выравнивания регионов, что в итоге привело к гражданской войне. Точно так же действовали «создатели Евросоюза».

Нынешняя ситуация имеет принципиальные отличия: сегодня выгоды Германии и Франции вовсе не очевидны. Их сопротивление углублению интеграции связано с причинами, которые открыто озвучила Финляндия: они не хотят платить за других. При этом эксперты скептически относятся к аргументу, согласно которому «греки и португальцы всё проели», то есть, не рассчитали сил собственной экономики и в кризисе виноваты сами. Ясно, что долговой кризис стран Евросоюза – это «общая заслуга». Но теперь южные европейцы перестали представлять собой перспективный рынок сбыта – и они уже совсем не так плотно интересуют немцев и их соратников.

Означает ли это, что Германия и Франция не заинтересованы в сохранении Евросоюза и еврозоны? Нет. Скорее, их не устраивает то, что ЕС рискует впасть в прямую зависимость от основных конкурентов франко-германского союза – от США и Великобритании. Последние, в свою очередь, проявляют нешуточную активность в деле «конструирования апокалипсиса», то есть создания и поддержания картины неминуемого краха ЕС:

1. Упоминаемый ранее американец Н.Рубини прямо указывает, что лучший путь спасения для Греции – выход из еврозоны. Хотя это вовсе не так однозначно.

2. Агентство «Moody’s» понизило прогнозы по рейтингу Германии, её земель, немецких банков с госучастием и всего ЕС в целом. Это, с одной стороны, на руку Германии, которая получает «внешнее» подтверждение ограниченности своих сил; с другой стороны, это очевидный стимул паники вокруг ЕС. Стоит ли уточнять, что «Moody’s» - американское агентство и делать очевидные выводы?

3. Британский аналитический центр CERB ещё в начале 2012 года обнародовал безапелляционный прогноз, согласно которому Греция и Италия покинут еврозону в этом году, а сама валюта исчезнет через 10 лет. Степень достоверности этого прогноза уже сейчас можно подвергнуть сомнению; а вот цели такой «убедительной однозначности» сомнения не вызывают.

4. «Бегство богачей» из социалистической Франции, о котором писали аналитики нашего журнала, некоторыми экспертами рассматривается как своеобразная спецоперация. Известно, что олигархический капитал родины не имеет, а Великобритания выразила свою готовность «принять беженцев» чуть ли не до того, как они собрались куда-либо убегать.

Эксперты отмечают противоречивость сложившейся ситуации. Как бы ни повернулись события, очевидно, что ЕС не будет прежним, его ждёт «переформатирование». Либо он лишится еврозоны (сразу или постепенно – это не так важно) и, скорее всего, потеряет нескольких членов, либо же он перейдёт на более высокий уровень централизации – и тогда это будет уже совсем другой Евросоюз. А, значит, инвестировать в ЕС сегодняшний было бы крайне опрометчивым.

«Евросоюз себя изжил и обязан погибнуть

Контекст

Важный вопрос для Дэвида Кэмерона

Кэмерон убедительнее Асада

Кэмерон верит в армию призраков?

Восстановление пароля